Неточные совпадения
Почтмейстер. А если так, то не будет
войны с турками.
Почтмейстер. Право,
война с турками. Это все француз гадит.
Городничий. Какая
война с турками! Просто нам плохо будет, а не туркам. Это уже известно: у меня письмо.
Почтмейстер. А что думаю?
война с турками будет.
Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая и больше политическая причина. Это значит вот что: Россия… да… хочет вести
войну, и министерия-то, вот видите, и подослала чиновника, чтобы узнать, нет ли где измены.
Солдат опять с прошением.
Вершками раны смерили
И оценили каждую
Чуть-чуть не в медный грош.
Так мерил пристав следственный
Побои на подравшихся
На рынке мужиках:
«Под правым глазом ссадина
Величиной с двугривенный,
В средине лба пробоина
В целковый. Итого:
На рубль пятнадцать с деньгою
Побоев…» Приравняем ли
К побоищу базарному
Войну под Севастополем,
Где лил солдатик кровь?
«Скучаешь, видно, дяденька?»
— Нет, тут статья особая,
Не скука тут —
война!
И сам, и люди вечером
Уйдут, а к Федосеичу
В каморку враг: поборемся!
Борюсь я десять лет.
Как выпьешь рюмку лишнюю,
Махорки как накуришься,
Как эта печь накалится
Да свечка нагорит —
Так тут устой… —
Я вспомнила
Про богатырство дедово:
«Ты, дядюшка, — сказала я, —
Должно быть, богатырь».
Кипит там вечная // Бесчеловечная // Вражда-война
В самое то время, когда взаимная наша дружба утверждалась, услышали мы нечаянно, что объявлена
война.
Мельком, словно во сне, припоминались некоторым старикам примеры из истории, а в особенности из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел в город оловянных солдатиков и однажды, в минуту безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки была
война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского мира…
Заключали союзы, объявляли
войны, мирились, клялись друг другу в дружбе и верности, когда же лгали, то прибавляли «да будет мне стыдно» и были наперед уверены, что «стыд глаза не выест».
Смотритель подумал с минуту и отвечал, что в истории многое покрыто мраком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а
войны вел и трактаты заключал.
Поэтому почти наверное можно утверждать, что он любил амуры для амуров и был ценителем женских атуров [Ату́ры (франц.) — всевозможные украшения женского наряда.] просто, без всяких политических целей; выдумал же эти последние лишь для ограждения себя перед начальством, которое, несмотря на свой несомненный либерализм, все-таки не упускало от времени до времени спрашивать: не пора ли начать
войну?
Всех
войн «за просвещение» было четыре.
— И будете вы платить мне дани многие, — продолжал князь, — у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на
войну — и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
Первая
война «за просвещение» имела, как уже сказано выше, поводом горчицу и началась в 1780 году, то есть почти вслед за прибытием Бородавкина в Глупов.
Так начался тот замечательный ряд событий, который описывает летописец под общим наименованием"
войн за просвещение".
Сверх того, начальство, по-видимому, убедилось, что
войны за просвещение, обратившиеся потом в
войны против просвещения, уже настолько изнурили Глупов, что почувствовалась потребность на некоторое время его вообще от
войн освободить.
Как бы то ни было, но деятельность Двоекурова в Глупове была, несомненно, плодотворна. Одно то, что он ввел медоварение и пивоварение и сделал обязательным употребление горчицы и лаврового листа, доказывает, что он был по прямой линии родоначальником тех смелых новаторов, которые спустя три четверти столетия вели
войны во имя картофеля. Но самое важное дело его градоначальствования — это, бесспорно, записка о необходимости учреждения в Глупове академии.
Тогда все члены заволновались, зашумели и, пригласив смотрителя народного училища, предложили ему вопрос: бывали ли в истории примеры, чтобы люди распоряжались, вели
войны и заключали трактаты, имея на плечах порожний сосуд?
— Все занимается хозяйством. Вот именно в затоне, — сказал Катавасов. — А нам в городе, кроме Сербской
войны, ничего не видно. Ну, как мой приятель относится? Верно, что-нибудь не как люди?
Перебирая предметы разговора такие, какие были бы приятны Сергею Ивановичу и отвлекли бы его от разговора о Сербской
войне и Славянского вопроса, о котором он намекал упоминанием о занятиях в Москве, Левин заговорил о книге Сергея Ивановича.
Тут нет объявления
войны, а просто выражение человеческого, христианского чувства.
В среде людей, к которым принадлежал Сергей Иванович, в это время ни о чем другом не говорили и не писали, как о Славянском вопросе и Сербской
войне. Всё то, что делает обыкновенно праздная толпа, убивая время, делалось теперь в пользу Славян. Балы, концерты, обеды, спичи, дамские наряды, пиво, трактиры — всё свидетельствовало о сочувствии к Славянам.
— Я только бы одно условие поставил, — продолжал князь. — Alphonse Karr прекрасно это писал перед
войной с Пруссией. «Вы считаете, что
война необходима? Прекрасно. Кто проповедует
войну, — в особый, передовой легион и на штурм, в атаку, впереди всех!»
— Но князь говорит не о помощи, — сказал Левин, заступаясь за тестя, — а об
войне. Князь говорит, что частные люди не могут принимать участия в
войне без разрешения правительства.
Представь себе, что ты бы шел по улице и увидал бы, что пьяные бьют женщину или ребенка; я думаю, ты не стал бы спрашивать, объявлена или не объявлена
война этому человеку, а ты бы бросился на него защитил бы обижаемого.
— Никто не объявлял
войны, а люди сочувствуют страданиям ближних и желают помочь им, — сказал Сергей Иванович.
— Так-то и единомыслие газет. Мне это растолковали: как только
война, то им вдвое дохода. Как же им не считать, что судьбы народа и Славян… и всё это?
— Это Бог нам помог — эта Сербская
война.
— Да кто же объявил
войну Туркам? Иван Иваныч Рагозов и графиня Лидия Ивановна с мадам Шталь?
Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того, в чем состоит общее благо, но твердо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать
войны и проповедывать для каких бы то ни было общих целей.
— Да вот спросите у него. Он ничего не знает и не думает, — сказал Левин. — Ты слышал, Михайлыч, об
войне? — обратился он к нему. — Вот что в церкви читали? Ты что же думаешь? Надо нам воевать за христиан?
— Да моя теория та:
война, с одной стороны, есть такое животное, жестокое и ужасное дело, что ни один человек, не говорю уже христианин, не может лично взять на свою ответственность начало
войны, а может только правительство, которое призвано к этому и приводится к
войне неизбежно. С другой стороны, и по науке и по здравому смыслу, в государственных делах, в особенности в деле воины, граждане отрекаются от своей личной воли.
Щербацкие познакомились и с семейством английской леди, и с немецкою графиней, и с ее раненым в последней
войне сыном, и со Шведом ученым, и с М. Canut и его сестрой.
Это немножко похоже на убийство, но в военное время, и особенно в азиатской
войне, хитрости позволяются; только Грушницкий, кажется, поблагороднее своих товарищей.
Но я вас отгадал, милая княжна, берегитесь! Вы хотите мне отплатить тою же монетою, кольнуть мое самолюбие, — вам не удастся! и если вы мне объявите
войну, то я буду беспощаден.
И вот, вынувши из кармана табакерку, ты потчеваешь дружелюбно каких-то двух инвалидов, набивающих на тебя колодки, и расспрашиваешь их, давно ли они в отставке и в какой
войне бывали.
Потом опять следовала героиня греческая Бобелина, [Бобелина — греческая партизанка, героиня той же
войны.] которой одна нога казалась больше всего туловища тех щеголей, которые наполняют нынешние гостиные.
[Маврокордато, Миаули, Канари — греческие полководцы в период национальной
войны за освобождение Греции от турецкого ига (1821–1828).]
Тут был на эпиграммы падкий,
На всё сердитый господин:
На чай хозяйский слишком сладкий,
На плоскость дам, на тон мужчин,
На толки про роман туманный,
На вензель, двум сестрицам данный,
На ложь журналов, на
войну,
На снег и на свою жену. //……………………………………
Глядишь — и площадь запестрела.
Всё оживилось; здесь и там
Бегут за делом и без дела,
Однако больше по делам.
Дитя расчета и отваги,
Идет купец взглянуть на флаги,
Проведать, шлют ли небеса
Ему знакомы паруса.
Какие новые товары
Вступили нынче в карантин?
Пришли ли бочки жданных вин?
И что чума? и где пожары?
И нет ли голода,
войныИли подобной новизны?
Я помню из них три: немецкую брошюру об унавоживании огородов под капусту — без переплета, один том истории Семилетней
войны — в пергаменте, прожженном с одного угла, и полный курс гидростатики.
Кроме рейстровых козаков, [Рейстровые козаки — казаки, занесенные поляками в списки (реестры) регулярных войск.] считавших обязанностью являться во время
войны, можно было во всякое время, в случае большой потребности, набрать целые толпы охочекомонных: [Охочекомонные козаки — конные добровольцы.] стоило только есаулам пройти по рынкам и площадям всех сел и местечек и прокричать во весь голос, ставши на телегу: «Эй вы, пивники, броварники!
Он был суров к другим побуждениям, кроме
войны и разгульной пирушки; по крайней мере, никогда почти о другом не думал.
Так что же, что нет
войны?
Известно, какова в Русской земле
война, поднятая за веру: нет силы сильнее веры.
— Так не бывать
войне? — спросил опять Тарас.
— Как не можно? Как же ты говоришь: не имеем права? Вот у меня два сына, оба молодые люди. Еще ни разу ни тот, ни другой не был на
войне, а ты говоришь — не имеем права; а ты говоришь — не нужно идти запорожцам.
— Вот в рассуждении того теперь идет речь, панове добродийство, — да вы, может быть, и сами лучше это знаете, — что многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим братьям столько, что ни один черт теперь и веры неймет. Потом опять в рассуждении того пойдет речь, что есть много таких хлопцев, которые еще и в глаза не видали, что такое
война, тогда как молодому человеку, — и сами знаете, панове, — без
войны не можно пробыть. Какой и запорожец из него, если он еще ни разу не бил бусурмена?